Благочинная Аланского Богоявленского женского монастыря монахиня Георгия (Бестауты) вспоминает свою самую первую Пасху, любимый город Цхинвал и трудные послевоенные годы, на которые пришлось ее воцерковление.
"Первая моя Пасха в Церкви случилась в 1998 году. Я полгода как вернулась в Цхинвал после пяти лет учебы в СОГУ, и была счастлива, как бывают счастливы вернувшиеся домой после трудных странствий. Правда, этих вернувшихся и тогда, и сейчас немного. Кажется, восемь из десяти моих одноклассников, учившихся в российских городах, не вернулись уже никогда. Зато вернувшиеся «ненормальные» нашли здесь все. Я нашла братство клуба «Аполлон», свой город и свой храм! Это было так много и так ярко, что никакие печали в душе уже не помещались. Никакие бытовые неудобства (тогда еще были постоянные перебои с электричеством и водой, а газа не было совсем) не могли омрачить ту первую после возвращения цхинвальскую осень. Я была дома! Помню свое недоумение: почему пять лет студенчества, самые важные свои годы, была не здесь. Как будто упустила что-то особенное, не пережила, не переболела со всеми. В ту осень я поняла, что мой дом здесь и что бы ни случилось, это не может уже измениться.
Почему-то в моей памяти чувство Родины, чувство братства и Церковь слиты воедино. Не потому, что все, кто мне дорог, были прихожанами цхинвальского храма. Отнюдь. Большинство моих друзей на тот момент совсем не ходили в церковь. Может это чувство единства оттого, что возвращение на Родину и обретение новых друзей совпало с воцерковлением… Но вернее всего – они не существуют сами по себе эти три доминанты, а только вместе. Нет Церкви и Родины без братства, а братства нет без Родины и веры.
Крестилась я еще в 1994 году, в храме Рождества Богородицы во Владикавказе, но первые сознательные исповеди, первый Великий пост и первая Пасха случились в моей жизни в храме Рождества Богородицы в Цхинвале. Отец Саурмаг Баззаев как-то нам заметил, что три ключевых для Осетии храма, во Владикавказе, в Цхинвале и в Москве, в которые пришли люди после многих лет безбожия, посвящены одному событию – Рождеству Пресвятой Богородицы. Все три храма имеют удивительную историю и еще не дождались своего чуткого и любящего описателя.
Удивительно, я почти не помню Цхинвальский храм в довоенное время, хотя в моем детстве мы часто ходили мимо него на большой базар и в памяти хорошо сохранились яркие картинки из жизни еврейского квартала, неповторимые звуки и запахи этого самого старого района города. Лучше всего довоенный образ храма и еврейского квартала раскрыт в творчестве Хсара Гассиева. Бесконечно можно рассматривать домики и лица, и благодарить Бога за гений художника.
В советское время, прямо рядом с храмом Богородицы был один из больших городских хозмагов с нетривиальным названием «Фарн». После войны от магазина осталась одна бетонная коробка, однако горожане пользовались его именем, как ориентиром. Когда в Цхинвале был всего один храм, его называли просто - дзуар, но после появления других храмов церковь Рождества Пресвятой Богородицы нарекли «Фарны дзуар». Наречение произошло по-цхинвальски естественно, но было чувство, что Господь невидимо прикоснулся к этому имени…
Первыми прихожанками храма были замечательные бабушки, потомки членов одной христианской общины, видимо, бежавшей в Цхинвал от гонений предположительно в конце 20- начале 30-х годов. Они жили поблизости, в уцелевших после войны домиках еврейского квартала. Есть основания полагать, что в 30-50-е годы эта община была связана с Катакомбной церковью. Но это другая, отдельная история. Так вот, эти бабушки начинали с отцом Александром Пухатэ служить в нашем храме в начале 90-х. Одна из бабушек даже приняла потом иноческий постриг с именем Анна. Мой приход в Церковь пришелся на второй этап жизни цхинвальской церковной общины. В конце 90-х стала формироваться молодая часть прихода, из которой потом четверо стали священниками, кто-то монахом, с десяток алтарниками, регентами и клиросными.
Наверное, лучше всего из нашей тогдашней приходской жизни я помню великие праздники. Тогда жизнь в Южной Осетии была небогатой на радости, а праздники были яркие, теплые. Вроде в храме тоже не было ничего особенного: ни иллюминации, ни праздничных подарков. Но «свет Христов просвещает всех». И к нему тянулись все. Не только прихожане, но и тысячи горожан приходили на Рождество и Пасху. Всегда служили ночью. Небольшой храм не вмещал и пятой части пришедших людей, большинство стояло во дворе и за оградой церкви с зажженными свечами. И не было на всем белом свете прекраснее этих освященных светом пасхальных свечей простых и усталых лиц, замерших в ожидании радости и чуда. Потом Пасхальный крестный ход шел вокруг церковной ограды - получался широкий, яркий круг. Помню, как прекрасно пел пасхальные стихиры отец Александр, как по-мальчишески звонко возглашал «Чырысти райгас!» И радости было через край. Радость, что Христос воскрес и мы встречаем новую Пасху, новую победу над смертью, что мы вместе. В эти часы и минуты как будто весь свет Вселенной освящал наш город, лишенный тепла и света.
После службы уставшие и счастливые мы стайками расходились по домам. Бедные и пустые улочки Цхинвала казались нам прекраснее любых заморских красот. Высоко над Бурхох таяли в небе утренние звезды. Горы бережно, как чашу Уацамонга, держали в ладонях наш маленький город, боясь расплескать радость Пасхального дня".
Монахиня Георгия (Бестауты).
